Однако некоторые моряки-историки энергично возражали против этой версии. В частности, тот же Владимир Успенский, живший в Париже, писал в «Новом русском слове»: «Анатолий Елкин позволил себе отклониться от истины. В его распоряжении были архивы, но он их заменил собственными измышлениями. Посему я, лейтенант Черноморского флота, служивший на линейном корабле „Императрица Мария“ с мая 1915 года и бывший в момент взрыва назначенным вахтенным начальником, имею полное право сделать замечание по поводу повестей А. Елкина.

Первое и прежде всего — взрыв произошел не 7-го, а 6 октября. Водоизмещение корабля было не 25, а 29 тысяч тонн, ни одного 150-миллиметрового орудия на корабле не было, противоминная артиллерия состояла из двадцати 130-миллиметровых орудий. Было еще четыре орудия в 75 миллиметров, приспособленных для стрельбы по аэропланам. Личный состав состоял не из 1386, а ровно из 1200 человек.

Теперь о самой трагедии. Во время этой агонии корабля его бак оставался на поверхности и нос корабля на дно не опускался. Никакой пожарной тревоги не было: я не успел включить колокола громкого боя, так как между докладом мне о пожаре и взрывом прошло 2 или 3 секунды. Никаких шлангов не раскатывалось, ибо взрывом была уничтожена дежурная носовая кочегарка и помпы бездействовали. Погода была тихая, безветренная, и никакого пламени на корму ветром не могло гнать, посему не было надобности ставить корабль лагом к ветру.

Никакого последнего „страшного взрыва“ не было. После взрыва 2400 пудов пороха носовой башни начали взрываться пороховые погреба 130-миллиметровой артиллерии, но эти взрывы были несоизмеримо слабей. Вскоре после затопления подбашенного отделения 2-й башни корабль начал крениться, и этот крен, увеличиваясь, в конце концов достиг критической величины, и линкор перевернулся. Перевернувшись, он не опустился на дно, а продолжал в течение суток оставаться на плаву, после чего опустился на дно. В верхней части носовой башни жили лишь комендоры, обслуживающие орудия: башенный старшина, наводчики у прицелов и лица, стоявшие у зарядников и в перегрузочном отделении. Всего 12 человек, но не 90, как пишет А. Елкин. Подбашенное отделение, в котором находились снаряды и пеналы с порохом, от падения взорваться не могло, такие падения опасны только для бризантных взрывчатых веществ, как динамит, пироксилин, тол и т. п. Я не приписываю гибель корабля деятельности немецкой разведки. Из Севастополя мне удалось вывезти, например, фотографический снимок, сделанный одним из корабельных офицеров. На нем довольно ясно виден линкор в его последние минуты. Из носовой части корабля поднимался черный дым под небольшим углом, что, кстати, говорит об отсутствии ветра…»

Согласитесь, но такое количество замечаний «по существу», заставляет более осторожно отнестись к другим утверждениям писателя и особенно к его сенсациям.

Отметим, что в своей книге А. Елкин не привел никаких ссылок на архивные документы. Впрочем, автор назвал свое расследование гибели линкора документальной повестью, оставляя тем самым себе место для определенной доли авторского вымысла. Однако у читавших книгу А. Елкина возник законный вопрос: насколько версия о причастности к взрыву на «Марии» Вермана имеет документальное подтверждение?

С помощью сотрудника Центрального архива Федеральной службы контрразведки Александра Черепкова, автору удалось получить достаточно исчерпывающие данные по этому немаловажному вопросу.

Сразу уточню, что, судя по всему, А. Елкин действительно получил возможность в середине 70-х годов XX века познакомиться с некоторыми архивными следственными делами на участников вскрытой чекистами разведывательной организации в Николаеве и апеллировал в книге к выдержкам из их показаний на допросах.

Однако все дело в том, что в архивных материалах, которые использовал в своей книге А. Елкин, нет ни единого слова о гибели линейного корабля «Императрица Мария». Это поразительно, но это факт! Более того, сопоставляя текст книги «Тайна „Императрицы Марии“» с показаниями арестованных, можно увидеть большое количество существенных противоречий, которые, в конечном итоге, полностью опровергают версию автора о причастности Вермана к взрыву на линкоре.

Однако обо всем по порядку. В 1933 году органами ОГПУ Украины в крупном судостроительном центре страны Николаеве была разоблачена резидентура немецкой разведки, действовавшая под прикрытием торговой фирмы «Контроль-К», возглавляемой Виктором Эдуардовичем Верманом, 1883 года рождения, уроженцем города Херсона, проживавшим в Николаеве и работавшим начальником механосборочного цеха «Плуг и молот». Цель организации — срыв судостроительной программы набирающего мощь военного и торгового флота Советского Союза. Конкретные задачи — совершение диверсий на Николаевском заводе имени Анри Марти, а также сбор информации о строящихся там судах, большинство из которых было военными. Этот крупнейший судостроительный завод страны образовался на базе того самого Русского судостроительного акционерного общества «Руссуд», со стапелей которого сошли «Императрица Мария» и однотипный линкор «Александр III». В ходе следствия выяснилось много интересных фактов, уходящих корнями в дореволюционный Николаев.

В своей книге А. Елкин подробно описал жизненный путь В.Э. Вермана, тем более что он знакомился с его биографией, изложенной самим Виктором Эдуардовичем и находящейся в деле. Деятельность Вермана подробно изложена в той части архивного следственного дела, которая называется «Моя шпионская деятельность в пользу Германии при царском правительстве». Однако зачем потребовалось писателю писать буквально следующее: «Изучив особенности биографии… характер и наклонности, а также сообразуясь с тем обстоятельством, что Верман вернется на жительство в Россию, разведывательное ведомство небезызвестного полковника Николаи обратило на Виктора Эдуардовича самое пристальное внимание и… уговаривать бравого офицера (?!) не пришлось. Предложение сулило немалые выгоды и, Верман… не капризничал. В 1905 году он вернулся в Николаев и стал ждать сигнала»?

Откуда все это взял Елкин, совершенно непонятно, так как в архивных документах обо всем этом нет ни слова, в том числе и в показаниях самого Вермана о его вербовке в Германии и о том, что Верман вернулся в Россию новоиспеченным разведчиком. Кроме этого, Верман никогда офицером не был, тем более «бравым».

Сам Верман на одном из допросов показал следующее: «Шпионской деятельностью я стал заниматься в 1908 году в Николаеве, работая на заводе „Наваль“ в отделе морских машин. Вовлечен в шпионскую деятельность я был группой немецких инженеров того же отдела, состоявшей из инженера Моора и Ганна». Далее он признает: «Моор и Ганн, а больше всего первый, стали меня обрабатывать и вовлекать в разведывательную работу в пользу Германии». Как видно из протоколов допроса, никаких сведений о причастности Вермана к ведомству Николаи здесь нет.

Что и говорить, Верман являлся разведчиком со стажем. Шпионской деятельностью стал заниматься с 1908 года, то есть именно с момента начала осуществления новой морской программы России. Так уж сложились обстоятельства, что ему было поручено взять на себя руководство всей немецкой разведсетью на юге России: в Николаеве, Одессе, Херсоне и Севастополе. Вместе со своей агентурой он вербовал людей для разведывательной работы, собирал материалы о промышленных предприятиях, данные о строящихся военных судах подводного и надводного плавания, их конструкции, вооружении, тоннаже, скорости.

На допросе Верман рассказывал: «Из лиц, мною лично завербованных для шпионской работы в период 1908–1914 годов, я помню следующих: Штайвеха, Блимке, Наймаера, Линке Бруно, инженера Шеффера, электрика Сгибнева». Все они сотрудники судостроительных заводов, имеющие право прохода на строящиеся корабли.

Итак, Верман стал «работать». Появились у него и «помощники», в частности, А.Ф. Шеффер и А.В. Сгибнев (последний, по версии Елкина, — непосредственный исполнитель акции на «Императрице Марии»). Елкин написал о деятельности Шеффера в своей книге так: «Я собирал и передавал Верману такие данные: основные размеры строящихся военных судов и их тоннаж, артиллерийское и минное вооружение судов, ход их постройки; броневая защита — размер брони кораблей и их артиллерийских башен; запасы артиллерийских снарядов на судах… Мне удалось, — в частности показал он, — передать сведения о вновь заложенном в 1916 году дредноуте „Николай I“ — размеры, тоннаж, мощность двигателей, скорость, технические данные систем, вооружение, качество материалов, идущих на строительство. Как и подробные данные по сдаче законченных судов — дредноута „Императрица Екатерина Великая“ и ряда эскадренных миноносцев…»